Интервью с Игорем Чапковским вела Наталья Хмелик

В «Курантах» (№ 162 за 1992 г.) была опубликована беседа журналиста Натальи Хмелик с Игорем Чапковским — человеком, сумевшим заменить целую школу для своих детей и помогающим учиться дома многим ребятишкам. Тогда мы предложили читателям задать вопросы, если таковые возникнут, на заданную тему. Вопросы возникли. Почта редакции наглядно продемонстрировала стойкое недоверие многих родителей к нынешней системе народного образования — с одной стороны и неготовность их взять на себя ответственность за воспитание собственного чада — с другой стороны. Суммировав тревоги и надежды наших корреспондентов, мы попросили Игоря Чапковского их прокомментировать.

«Мой сын очень устает в школе и ничего не может там делать. Он говорит, что ему мешает большое количество людей вокруг. А забрать его из школы и учить самой — страшно. Может быть, можно совмещать посещение школы с домашним обучением?»

— Есть дети — их число социально значимо, — которые не могут воспринимать знания в коллективе. Они как бы не могут хлебать из общей тарелки. Может быть, для вашего ребенка просто мука находиться в коллективе в процессе обучения. Вспомните о своей ответственности за него. Он мучается, у него болит голова — это ведь реальные боли. Давайте положим на одну чашу весов безрадостное ощущение мира, а на другую — ваш страх потерять время или быть не такой, как все. Давайте взвесим, что вам дороже, тогда можно решать, что следует делать. Надо прямо себе сказать: идея совмещения возникает не потому, что ищут блага для ребенка. Родители хотят, чтобы были и волки сыты и овцы целы. Не получится.

«Обучать детей дома могут только те родители, которые сами имеют высшее образование. Вы сознаете, что ваш опыт годится не для всех?»

— У нас есть родители-маляры, у которых — я не интересовался, но думаю — нет и среднего образования. Родители увидели, что сын стоит на грани физического заболевания, что он не может учиться в школе. И им стало мальчика жалко. У них хватило решимости его забрать, они были уверены — и эта уверенность оправдалась жизнью, — что сумеют организовать обучение на дому.

Мы не хотим строить опыт для всех. Мы хотим построить его для тех, кто хочет. Нет общих рецептов, наша система опирается на согласие всех участников процесса обучения действовать совместно, на основе взаимопонимания. Радость ребенка, радостное его детство являются безусловным критерием правильности этой работы.

«Не становится ли ребенок, который не ходит в школу, высокомерным? Как переносит то, что он не такой, как все?»

— Наша школа называется «Школа одного ученика». Здесь нет места для высокомерия, поскольку ученик не имеет возможности сравнивать себя с теми, у кого не получается, скажем, математика, с теми, у кого не получается язык. Гордость может возникнуть как следствие горделивого ума, от которого не спасут ни школа, ни внешкольное обучение. Это отдельный вопрос, не зависящий от формы образования.

Что касается того, что ребенок видит себя не таким, как все, хочу сказать следующее. Такая постановка вопроса — из взрослого мира. Это для нас, взрослых, очень важно, чтобы наш шкаф был не хуже, чем шкаф у соседа. Детям это, как правило, не свойственно.

«Если ребенок не ходит в школу, где он научится жить среди себе подобных: разбираться в людях, выстраивать свои отношения с ними, дружить, любить, враждовать, наконец?»

— Вы перечислили то, что человеку предстоит в жизни. Основная идея воспитания, которая проходит через века, звучит так: «Берегите детей!» От чего беречь? От нравственной грязи — прежде всего. И не вешать на ребенка непосильный груз взрослых проблем. Он — нежный росточек. Надо дать естеству окрепнуть, только тогда можно предлагать испытания. (Советская система воспитания — это просто система затаптывания, и при этом говорят, что готовят к жизни. Если начать топтать от юности, просто затоптыш вырастет, по-другому и не скажешь. А что касается «научиться враждовать», я бы так вопроса не ставил. Родительская формулировка очень проста: «Нам нужно ребенка поставить на ноги». Жизнь его поведет линией борьбы — значит, он будет бороться. Жизнь сложится в менее суровых обстоятельствах — он должен уметь жить в менее суровых обстоятельствах. Если человек достаточно серьезно будет ценить нравственные качества, нравственные устои своей семьи, я думаю, у него найдутся и духовные силы противостоять злу.

«В жизни нам часто приходится делать совсем не то, что хочется. Как сочетается ваше следование естественным склонностям ребенка с воспитанием чувства долга?»

— Вначале понять, а потом требовать. Вот так сочетается, если коротко ответить. Вам предлагают, например, плясать. Взрослый человек может за себя постоять, сказать: «Не могу, у меня склонности к этому нет». А ребенку мы говорим: «Надо учить математику». Предположим, он сказал: «Ну не лезет мне эта математика в голову!» — «То есть как это?! Всем лезет, а тебе не лезет?! Ты должен себя преодолеть!» В этом — ложь. Опять мы его не любим так, как любим себя. Два кита обучения: твердость и доброжелательность. Но доброжелательность внутренняя, основная, а твердость — внешняя. Потому что твердость без доброжелательности — это надсмотрщик. Чувство же и есть чувство, в том числе и чувство долга. Оно возникает как реакция живой души, строится на чувствах педагога, а вовсе не с помощью надсмотрщика. В нас пытались воспитать чувство долга криками: «Давай-давай!» А вы создайте условия для того, чтобы душа жила, чтобы ей было хорошо. Только после этого можно ставить вопрос о развитии чувства.

«Ваша позиция — явно антишкольная. Вы сознаете, что своими высказываниями обижаете многих хороших учителей?»

— Станем на школьную позицию. Есть хорошие учителя, которые вырастили добрых людей. Эти добрые люди приходят к ним в гости и благодарят за то, что учителя ввели их в какой-то из разделов культуры. Ученики имеют добрые чувства в отношении учителей. Учителя умиляются плодами своего труда. Идиллическая картина? Но и практически в жизни такое встретишь. Хороша она? Хороша. Можно сказать, прекрасна. Но не для нашего века. Потому что вопрос надо поставить так: что нам важнее — получение прекрасного образования или возможность защитить свое достоинство культурного, образованного человека? Или необразованного. А этому ни один школьный учитель не научит. Почему — предмет особого разговора. Тебя могут выдвинуть на Нобелевскую премию, и придет человек «с тремя ромбами», предложит бумажку подписать: не хочу Нобелевскую премию по таким-то причинам. Дело происходит в 39-м году. Фамилия ученого — Чижевский, Международный конгресс биофизики и биокосмологии назвал его Галилеем XX века. Он, конечно, Галилей по своим научным достижениям, но оказывается человеком, беспомощным перед этой системой. Поэтому я даю такой ответ: прежде — возможность защитить свое достоинство, а потом — культура. Потому что жалко тратить средства на то, чтобы растить культурного, интеллектуального, интеллигентного человека, которому некий серый человечек перечеркнет жизнь в расцвете сил. А он не сумеет за себя постоять.

«До какой степени родители могут сами судить о качестве образования, которое они дают своим детям? Какими критериями пользуетесь вы?»

— Я исхожу из того, что мы живем на развалинах. Нам не на что опереться. Для меня реальностью является желание ребенка и возможность родительского предвидения. Я опираюсь на внимательное приглядывание к тому, чего человек хочет. Я знаю, что талант мы в таком случае не просмотрим, он сам о себе заявит. А опора на предложенные, в сущности, обломки критериев, причем в очень зауженном варианте… Мы живем в революционной эпохе, то есть эпохе разлома и обрыва традиций. Поэтому на текущий момент, на момент разрухи, моя позиция такая: надо научить быть человеком. Надо не бояться бюрократических систем. Надо иметь самостоятельное суждение. Надо желать учиться. А тогда приложится то образование, которое возможно получить.