С тех пор, как мой сын перешел на семейную форму обучения, многое изменилось в нашей жизни. Ушли в прошлое тревоги, волнения, слёзы, ожидания очередных школьных неприятностей. Но… всё по порядку.

Мне 34 года, моему сыну Никите — 11. По образованию я педиатр, окончила 2-й Мединститут. Сейчас работаю менеджером в медицинской компании, поставляющей расходные материалы в больницы. У моего сына синдром нарушения внимания с гиперактивностью (СНВГ). Это состояние, которое возникает из-за недостаточного кровоснабжения мозга (у нас это вызвано дислокацией шейного отдела позвоночника, когда шейные позвонки стоят неправильно и мешают продвижению крови к мозгу). Из-за этого некоторые отделы мозга созревают чуть позже, и ребёнок не всегда может правильно оценить своё поведение, ему трудно высиживать неподвижно весь урок, успевать выполнять все задания учителя за отведённое время, иногда он теряет внимание, и часть информации ускользает от него. К сожалению, я доверяла авторитетному мнению своих коллег-врачей, которые говорили, что всё пройдёт со временем, перерастёт. Часто так и бывает, но лучше всё-таки это состояние корректировать, чем мы сейчас активно занимаемся.

Проблема в том, что учителя и директора школ даже слышать не хотели об этой особенности развития. С первого же дня учительница выходила к нам и закатывала глаза. Во втором классе нас перевели в коррекционный класс из-за плохого поведения, при этом школьный психолог хватался за голову — у нас были лучшие показатели всех психологических и IQ-тестов. Каждый день в дневнике появлялась новая запись красной ручкой о плохом поведении, часто просто из-за недосмотра учителя или его нежелания разобраться, кто прав, а кто виноват. Его наказывали за всё и за всех.

Я искала в учителях отношения к сыну не как к «клону» или маленькому роботу, в которого надо закачать определённую программу, но как к личности, находящейся в процессе роста и развития, а значит, требующей закладки в неё прежде всего чувств, а уж потом навыков письма, чтения и счёта. Современная школа совершенно лишена таких целей. Никого не волнует, что творится у ребёнка в душе, чего он боится или чем расстроен, никому не приходит в голову поддержать или подбодрить его в момент неудачи, вселить надежду на успех. Зато с упоением все готовы отчитывать, укорять, обращать внимания на проступки и не замечать достижений. Ведь очень часто именно от этого, а не от способностей ребёнка зависят результаты его учёбы. 

Вскоре директор школы потребовал от нас уйти, посылал на комиссию, чтобы нас поставили на учёт, как больного тяжким психическим недугом. Учителя других классов говорили своим ученикам, что в коррекционном классе учатся «дураки», нас постоянно дразнили. Кроме того, нас дразнили из-за того, что мой сын очень крупный, в 10 лет он выглядел, как 14-летний, высокого роста, пухленький, неповоротливый медвежонок. Мало того, что его могли назвать «жирным уродом», так его постоянно провоцировали, подначивали на какие-то поступки, а он, будучи бесхитростным и доверчивым, делал то, что другие ему говорили, так ещё и видно среди всех маленьких было только его.

После трёх лет учёбы мы переехали на новую квартиру. Это было хорошим поводом уйти из школы, где к нам было абсолютно предвзятое отношение. Но и в новой школе проблемы СНВГ дали о себе знать. Меня стали постоянно вызывать в школу к директору. Мне говорили, что я не занимаюсь ребёнком, что он неадекватен. При этом по всем предметам, кроме русского языка и математики («3») он успевал на «4» и даже «5». Нас просили уйти на домашнее обучение или перейти в спецшколу, только я не понимала в какую — ведь уровень его интеллекта достаточно высок, только скрыт проблемой недостатка внимания (не зря ведь детей с СНВГ называют парадоксалами: создавая иногда впечатление неадекватных, они являются очень умными, искренними, правдивыми). Больше всего было обидно слышать, что я не занимаюсь сыном…

Всё было тщетно, но я по интернету познакомилась с доктором из Ижевска Пугачом Владимиром Николаевичем. Он уже 9 лет занимается проблемой детей с СНВГ, считая, что это очень хорошие и одарённые дети, а современная система образования губит их и уродует всю их жизнь. Мы побывали у него на консультации и, хотя работа предстояла длительная, появился свет в конце туннеля.

Но на моего сына уже повесили ярлык «неадекватного», каждый его поступок рассматривали под микроскопом. Он постоянно находился на грани нервного срыва, школу и всех учителей ненавидел, доходило до того, что утром он просто не способен пойти в школу, и я оставляла его дома, потом писала записки учителю. Он всё время говорил, что в школе его никто из взрослых не любит, он всем мешает, до него никому нет дела. Как-то раз, проходя с ним мимо прежней школы, он сказал «Это дорога ада». Я ужасалась, задумываясь над тем, сколько боли и страдания доставляет жизнь моему ребёнку. Его самооценка равна нулю, он считает себя плохим, глупым, ни на что неспособным неудачником — это его слова в 11 лет. Единственное, что доставляло ему радость — это компьютер.

Я была бы не прочь домашнего обучения как формы, обеспечивающей право на образование для БОЛЬНЫХ детей, но говорили, что оформить его нам можно только через психиатрическую комиссию, встав на учёт к психиатру аж до 27 лет. Хотя СНВГ даже болезнью назвать нельзя (это пограничное состояние). Никита говорил мне: «Мама, я не хочу быть психом, я не псих». И я не хотела вешать на него это клеймо. 

Когда я поняла, что оставлять всё так, как есть нельзя, я стала переписываться с педагогами разных коррекционных центров, и они среди прочих дали мне телефон вашей ассоциации родителей, выбравших семейное образование. Я решила попробовать для своего сына такую форму обучения, как «экстернат» или семейное обучение. Я всё равно много времени и сил трачу на его обучение, так как часто дома мы выполняли и часть классной программы. Так уж хотя бы удастся сохранить нервную систему ребёнку, да и знания его контролировать, думала я, тем более что дома он ведёт себя спокойно и совершенно адекватно.

Я даже не могла предположить, что без особых проблем смогу организовать учебный процесс своего сына. Он самостоятельно, без напоминаний, руководствуясь распорядком дня, который мы с ним составили, делает уроки, а я вечером проверяю его знания. Конечно, после четырёх лет негативного опыта школьной жизни он не испытывает пока огромного желания учиться, не стремиться проявить инициативу в учёбе, но то, что задано, он делает «не из-под палки», а это уже прогресс.

Что касается адаптации к новым условиям обучения, то у Никиты её и не было. Видимо, именно такая форма была для него естественной, не вызывающей протеста и дискомфорта. В центр вашей родительской ассоциации мы приезжаем 2 раза в неделю. Во вторник на математику и русский язык, а в субботу на природоведение, историю и чтение. Дома мы распределяем домашнее задание равномерно на всю неделю. Я составила для Никиты расписание на каждый день недели, оно висит у него над столом. Математику он делает днём самостоятельно, потом звонит мне на работу и просит проверить решение. А упражнения по русскому языку выполняет вечером, когда я прихожу с работы (по совету педагога). Также самостоятельно он учит устные уроки, а вечером я проверяю, всё ли он понял и усвоил. Хочется обратить внимание на то, что до этого года математика была нашим камнем преткновения, самостоятельно сын не мог даже начать выполнение домашнего задания. Первая фраза каждый день была следующая «Я не понимаю, что надо делать, как решать». Сейчас об этом даже странно вспоминать. Надо сказать, что мне адаптироваться к данным изменениям было несколько сложнее. Первое время, когда по дороге на работу я встречала детей, идущих в школу, мне казалось, что я что-то упустила, вышла из привычной колеи. Но душевный покой сына убедил меня в правильности принятого решения.

Я написала все это не с целью кого-то обвинить или выставить в нехорошем свете, а с целью найти решение проблемы, которая меня волновала. Слава Богу, я его нашла.

2006г